Гречко Виктор Никитович

Письмо к отцу-фронтовику Гречко Виктору Никитовичу.

Когда наш родной Донбасс оказался в состоянии гражданской войны с бандеровскими нацистскими формированиями и регулярными подразделениями ВСУ, к очередному празднику Дня Победы у меня буквально из души вырвалось это виртуальное письмо тебе, папа, из нашего трагического XXI века.

Шли танки… И земля дрожала.
Тонула в грохоте стальном.
И танковых орудий жала
Белёсым брызгали огнём.
На батарее – ад кромешный!
Земля взметнулась к небесам.
И перебито, перемешано
Железо с кровью пополам.

Дорогой мой папа!

Наконец-то решилась написать это виртуальное письмо из нашего тревожного XXI века. Тебя не стало в далёком 1989 году: всё-таки сказалась проклятая контузия, полученная тобой на Курской дуге. А сегодня мы могли бы отметить тебе 97 лет! Ты так и не узнал о трагедии развала Советского Союза, о вселенском подлоге так называемой «демократии», которая превратилась во вседозволенность и беспредел, а разбушевавшиеся волны этой «демократии» достигли и нашей Украины. Ты так и не узнал о разгуле национализма на Украине, перешедшего в откровенный нацизм.

А между тем пошёл уже семьдесят седьмой год нашей Великой Победы над фашизмом. И всё также буйно цветёт черёмуха и сирень, всё также ложатся красные гвоздики и тюльпаны к подножиям памятников героям Великой Отечественной. Но… нет Тебя! Как мне не хватало тебя все эти годы! Сколько раз я ловила себя на мысли, что именно по тому или иному трудному вопросу надо посоветоваться именно с ТОБОЙ!

Ты всегда как-то вскользь и неохотно говорил о ТОЙ ВОЙНЕ, а мама часто повторяла нам, детям: «Дети, не расстраивайте папу, он был очень тяжело контужен». И уже будучи школьницей я узнала, что эта тяжелейшая контузия с длительным параличом речи произошла в районе Курской дуги. Лишь однажды ты рассказал мне страшные реальные картины, увиденные тобою ТАМ: вражеские танки, буквально утюжат человеческие тела, наматывая их внутренности на гусеницы машин, в запале атаки бежит, вернее, скачет на одной ноге солдат, а вторая, оторванная нога, волочится за ним.

Как будто отрывочные кадры кинохроники запечатлела моя детская память: лощина у грунтовой дороги, там, за посадкой – железнодорожное полотно, и мой папа, контуженный, распростёрт на подводе, накрытый чем- то вроде брезента.

После твоей, папа, смерти я нашла в семейных бумагах написанную твоей рукой биографию и узнала, что на момент Курской битвы ты, ещё 18-летний (19 тебе исполнилось в аккурат накануне Прохоровского сражения), служил в 284-м гвардейском стрелковом полку 95-й гвардейской стрелковой дивизии. И лишь совсем недавно я наконец-то получила кратковременный доступ в Центральный Архив Министерства Обороны РФ. Чего мне это стоило: ведь мы теперь иностранцы и по простому паспорту не можем просто так пройти в этот архив. И из Журнала боевых действий 284-го гвардейского стрелкового полка (он был рассекречен лишь в 2009 году) я узнала, что твой, папа, ПЕРВЫЙ батальон (я нашла тебя в списках на довольствие, а потом в списках раненых) действовал к западу от знаменитого Прохоровского поля в районе высоты 226.6, которая имела исключительно важное стратегическое значение.

Привожу выписки только за два самых тяжёлых дня: 12-13 июля 1943 года, когда на Прохоровском поле в кровавом поединке сошлись люди и техника, и небо стало чёрным от гари, дыма и взрывов.

А в это время к западу от Прохоровки: 

«12 июля 1943 года. На рассвете батальоны начали выдвигаться на заданные позиции и в 8 часов утра перешли в наступление. Противник, заметив движение наших боевых порядков, открыл ураганный миномётно-артиллерийский и пулемётный огонь, а также нанёс авиационно-бомбовый удар по нашим боевым порядкам. Но, несмотря на яростный огонь противника, батальоны продвигались вперёд.

11 часов утра. Перед наступающим первым батальоном из хутора Ключи на высоту 226,6 вышло 17 танков противника, которые прямой наводкой начали вести огонь по нашим боевым порядкам. Наша пехота залегла.

13 часов. С хутора Весёлый (северо-западнее Ключей) вышло 20 танков противника, которые начали курсировать по переднему краю, ведя непрерывный огонь по нашим подразделениям. А с восточных скатов высоты 226,6 ещё около 20 танков противника оказывали сильное огневое сопротивление нашим продвигающимся подразделениям.

15 часов. Первый стрелковый батальон достиг подножья высоты 226,6, Второй – северо- восточных скатов высоты 226,6. Противник отошёл.

16 часов. В направлении высоты 226,6 вышло ещё 86 танков противника. В результате продвижения противника вперед, под непрерывным артиллерийским и миномётным огнём пехота первого стрелкового батальона оказалась отрезанной от танков и основных сил полка. Второй батальон понёс тяжёлые потери.

В 17 часов танки противника достигли практически высоты 226,6, но заградительным огнём нашей артиллерии и миномётов, они были остановлены.» [ЦАМО, Ф. 6803, оп.215360, д. 24, л. 3]

И всё же 13 июля 1943 года после трёх мощных танковых атак противник закрепился на высоте 226,6 и продолжал вести непрерывный артиллерийский, миномётный и пулемётный огонь по первому и второму батальону, которые с пяти утра наступали в направлении этой высоты с целью вновь овладеть ею. Вражеская авиация непрерывно бомбила с воздуха по нашим боевым порядкам. И именно здесь, 13 июля, от разорвавшейся рядом авиабомбы был тяжело контужен старший сержант первого батальона, помощник командира взвода 284 гвардейского стрелкового полка Гречко Виктор Никитович.

Листаю Книгу учёта раненых и убитых 284-го гвардейского стрелкового полка за июль 1943 года. И на страницах 60-61 у меня зарябило в глазах от единообразных записей: «Убит, убит, убит…». А напротив твоей, папа, фамилии, чья-то рука неровно вывела: «Болен». И проставлена дата: 14 июля 1943 г. [ЦАМО, Ф.6803, оп. 215359, д. 3, л.61] Да, папа, теперь, когда я прочитала эти пожелтевшие от времени документы, у меня подступил ком горлу, и я воочию убедилась, в каком ты побывал пекле. Что же ты чувствовал тогда, папа, ты, 19-летний, когда ваш первый батальон выдвигался на рассвете на взятие этой высоты, а затем оказался отрезанным от танков и основных сил полка? Молчат старые потёртые архивные документы… Затем были долгие месяцы твоего лечения в разных госпиталях, о чём свидетельствуют справки из Центрального Архива военно-медицинских документов. Поэтому, папа, День Победы был твоим самым любимым праздником. Помню предпраздничную суету в нашем доме: домашний телефон не умолкал до позднего вечера: ты как председатель Совета ветеранов Авдеевского коксохимического завода старался уточнить кое-какие детали, что-то проконтролировать, ещё раз всё перепроверить.

Никогда не забуду День Победы 1985 года, когда ты шёл, улыбающийся, во главе колонны по главному проспекту Карла Маркса в родной Авдеевке. Милая Авдеевка! Папа! Если бы ты знал, что в нашей Авдеевке, где ты отдал лучшие годы своей жизни, сейчас хозяйничают современные фашисты – выкормыши Бандеры! Потомки тех бандеровцев, от которых вы прочёсывали леса на Западной Украине. И сейчас они методично и цинично в течение ВОСЬМИ ЛЕТ(!) бьют тяжёлыми 152 миллиметровыми снарядами по жилым кварталам нашего прекрасного Донецка! Такое тебе, фронтовику, да и всем нам не могло присниться даже в самом кошмарном сне. Но это современные реалии…

И я, твоя дочь, не имею пока никакой возможности приехать из Горловки, где я живу последние 33 года, в Авдеевку и прибраться на твоей могиле – этом святом для меня месте. Как это я регулярно делала все эти годы до прихода на нашу землю неонацистов. Ведь мы практически находимся в блокаде. Прости меня, папа! Теперь я проживаю в Донецкой Народной Республике. Наконец-то мы дождались того дня, когда красное знамя, под которым ваше поколение сражалось на фронтах Великой Отечественной, гордо реет над нами! А наши славные и мужественные защитники – бойцы Донецкой Народной Республики – с гордостью носят георгиевские ленты. Это достойные внуки и правнуки вашего поколения, поколения фронтовиков! И я твёрдо знаю и верю, что справедливость восторжествует, так как наше дело правое, за нами правда, мы выстоим и победим, несмотря ни на что!

Твоя любимая и любящая дочь
Инна Гречко

#МойДеньПобеды